Анархизм: история и ментальность русского бунта - А. Давыдов

Бакунинские идеи бунтарского анархизма были очень популярны у революционных народников 1860—1870-х гг.62, они оказали влияние даже на участников второго общества «Земля и Воля», возникшего в 1876 г. хотя это общество создавалось для организации пропаганды среди народа (вторая волна «хождения в народ»), но характер этой пропаганды, её содержание и формы (составлялись даже подложные манифесты от имени царя), отражало установку Бакунина на анархистско-бунтарскую тактику, на агитацию фактами. Идеи Бакунина составляли идейную основу радикализации народничества, его скатывания к террору.63

Бакунин был абсолютно прав в том, что разрушить мощную государственную машину без дисциплинированной, строго иерархичной организации невозможно. Но это означает, что он был абсолютно не прав в главном в своей революционной теории – невозможно создать общество всеобщего равенства с абсолютной, ничем не ограниченной свободой абсолютно свободных, не имеющих никаких взаимных обязательств, личностей.

Теория анархистского общества Бакунина с его верой в бунтарский характер народа пронизана противоречиями. От отрицал государство и власть в любом виде, призывал к их полному и немедленному разрушению, провозглашал принцип абсолютной и ничем неограниченной свободы личности при полном равенстве, описывал достоинства разного рода ассоциаций в будущем обществе с правом индивидов свободно входить в них и выходить из них, предусматривал право любых ассоциаций входить в состав федераций. Он полагал, что бороться с аморальными личностями и аморальными поступками можно только силой общественного мнения. Но в то же время упоминал всеобщие выборы, законы, наказания – атрибуты государства. Таким образом, получалось восстановление государства, но только под другим названием.

3. Анархо-коммунизм князя П. А. Кропоткина

Революционная идеология в России в 1870—1890-е гг.

Бунтарский анархизм Бакунина был очень популярен среди революционной молодёжи 1860—1870-х гг., но склонность народа, прежде всего крестьян, к бунту оказалась сильно преувеличенной. После провала надежд на стихийную народную революцию, приуроченную к основным этапам крестьянской реформы, народники отправились в народ для побуждения его к бунту.

Кропоткин, правда, в «Записках революционера» писал, что первоначально намерения образованной молодёжи были самые мирные, что её представители отправлялись в деревни как врачи, фельдшера и фельдшерицы, акушерки, народные учителя и учительницы, волостные писаря ради служения «беднейшей части народа», что «у всех их не было никакой ещё мысли о революции, о насильственном переустройстве общества по определённому плану», что «они просто желали обучить народ грамоте, просветить его, помочь ему каким-нибудь образом выбраться из тьмы и нищеты и в то же время узнать у самого народа, каков его идеал лучшей социальной жизни».64 Но сам же сообщал, что в программе «чайковцев», которую он составил, целью движения намечались крестьянские движения и захват земли, а призыв Лаврова о необходимости учиться в университетах возмутил всех.65

Пропаганда бунта началась, по словам Кропоткина, только в 1874 г. под давлением сильнейших преследований со стороны жандармов и полиции, а также немыслимо жестоких приговоров участникам «хождения в народ».66

На самом деле «хождение в народ» изначально преследовало цель подталкивания народа к немедленной социальной революции, о чём свидетельствуют воспоминания самого Кропоткина, когда он рассказывает о конкретных примерах.

Провал «хождения в народ», невосприимчивость крестьянства к идеям всеобщей революции и построения общества на принципах справедливости и равенства привели сначала к принятию значительной частью народников идеи политической борьбы, к политическому террору, к принятию бланкистской тактики, к допущению применения насилия по отношению к народу, не воспринимающему революционные идеи и не понимающему своего счастья, а затем к разгрому революционного народничества после убийства Александра II. Наступил период спада революционного движения в России. В это время зародилось марксистское течение, появилось либеральное, реформистское народничество, стала довольно популярной «теория малых дел».

А. К. Маликов, приговорённый в 1866 г. к ссылке за принадлежность к группе каракозовцев, а в 1870-е гг. примыкавший к кружку чайковцев, создал «религию богочеловечества». Путём распространения идей «богочеловечества» он надеялся преодолеть все антагонизмы, изжить классовую борьбу. М. Ф. Фроленко в воспоминаниях так передавал содержание этой проповеди: «Люди – боги… стоит только людям поверить в это (найти в себе бога, как выражались тогда), и с них спадёт кора всех порочных страстей и чувств, и они превратятся в непорочных агнцев, не способных ни на что злое, дурное. Мир быстро обновится, и на земле водворится земной рай… Тут не требовалось ни заговоров, ни скрытности, ни революции, никаких бунтов. Всё дело только в том, чтобы отказаться от налипших недостатков, почувствовать себя богочеловеком, уверовать в это».67

Идеи А. К. Маликова не получили тогда особого распространения, а сам он после неудачной попытки создать коммуну в Америке, разочаровался в своём учении, которое, как пишет С. Н. Канев, «рассеялось как дым от поповского кадила», а «его творец превратился в страстного приверженца православия».68

С. Н. Канев не прав в том, что идеи «богочеловечества» рассеялись как дым. Дело даже не в том, что в начале XX в. часть революционеров, в том числе марксисты, будет высказывать подобные идеи. Дело в том, что любая коммунистическая теория, кто бы её не проповедовал – марксисты, анархисты, эсеры, христиане, мусульмане, атеисты – по сути, является «богочеловеческой». Потому что коммунизм невозможен без «непорочных агнцев», которые лишь силой своей веры в высокие идеалы избавились от порочных страстей и чувств, от жадности, лени, сластолюбия, зависти и т. п. И стать такими «непорочными агнцами» должны стать все, абсолютно все люди.

В это же время в России появляются идеи коммунистического анархизма, способы достижения которого понимались по-разному. Например, граф Л. Н. Толстой высказывался за мирный переход к безгосударственному и безвластному обществу, без революционного насилия путём непротивления злу.69

В 1880—1890-е гг. князь П. А. Кропоткин разрабатывает свою концепцию анархо-коммунизма или анархического коммунизма. Как и Бакунин, Кропоткин выступал за революционный путь достижения высшей цели, но без бунтарских кровавых крайностей. Представления князя-анархиста об анархическом обществе также существенно отличались от бакунинских.

П. А. Кропоткин – путь в революцию

Кропоткин принадлежал к старинному княжескому роду Рюриковичей. В отличие от Бакунина, который нигде и никогда систематически не учился, Кропоткин прошёл курс гимназии, закончил одним из первых учеников привилегированный Пажеский корпус и Петербургский университет. После окончания Пажеского корпуса Кропоткин несколько лет служил в Сибири, большей частью на Амуре. Он рано проявил склонность к научной работе и много занимался географическими исследованиями, был членом Русского географического общества и его ожидало блестящее будущее учёного.

Детские впечатления от общения с крепостными крестьянами, увлечение естественными науками оказали значительное влияние на формирование личности и взглядов будущего революционера-анархиста. Крепостные люди хорошо относились к рано потерявшим мать братьям Кропоткиным – Александру и Петру. Эта заботливость и участливость со стороны рабов породили ответное желание сделать им что-то хорошее и со временем Кропоткин встал на путь революционера. Он писал о проявлениях самостоятельности, «духе равенства» в крестьянах, которые беспрекословно повинуются помещику или полицейскому чиновнику, но «отнюдь не считают их высшими людьми», могут на равных говорить с барином о понятных для них вещах, об отсутствии в русском крестьянине подобострастия, характерного для мелких чиновников и лакеев.

В «Записках революционера» Кропоткин описывает случай, который оказал существенное воздействие на формирование его личности, отношение к крестьянам и формирование революционных воззрений. В 15 лет он впервые путешествовал самостоятельно из Калуги в Москву на почтовом тарантасе. Во время остановки в большом селе государственных крестьян, довольно зажиточном, молодой князь зашёл в харчевню, где у него завязался разговор с местными мужиками об урожае, о погоде, о сене. Кропоткин вспоминал: «Затем мне стали задавать различные вопросы. Крестьяне хотели знать всё о Петербурге, а в особенности о ходивших тогда слухах о близости воли. И на меня повеяло каким-то особенно тёплым чувством простоты, сердечности и сознания равенства – чувством, которое я всегда испытывал впоследствии среди крестьян. Ничего особенного не случилось в этот вечер, так что я даже себя спрашиваю, стоит ли упоминать о нём. А между тем тёплая тёмная ночь, спустившаяся на деревню, маленькая харчевня, тихая беседа крестьян, их пытливые расспросы о сотне предметов, лежащих вне круга их обычной жизни, – всё это сделало то, что с тех пор бедная белая харчевня стала для меня привлекательнее богатого, модного ресторана».70